Я просто кожей ощущаю отвращение.

Пенни почти всегда путешествует домой через Дырявый котёл, а иногда по пятницам даже балует себя закусками и выпивкой в контрольно-пропускном пункте имени Ханны. Сырные колечки уже больше получаса коварно превращаются в запасы на худшие времена для клируотерского тела, а бутылка совсем не сливочного пива всё-таки скорее наполовину пуста. Любая логика гласит: пора домой. Да только есть одно «но», которое держит Пенни за руку и глядит прямиком в глаза-блюдца.
Сколько это длится? Секунд тридцать или все три часа? Кажется, разум помутился. В тот момент, когда мистер Сэвадж опустил свою лапищу на ладошку Пенни, время замерло. Вот он, тот самый момент, когда Земля остановилась. Первым и самым естественным желанием было одёрнуть свою любимую правую конечность и резко пошагать в сторону дома. Тут полно людей вокруг ‒ даже если он вдруг погонится за Пенелопой, это не останется незамеченным. Однако, чёрт побери, ей настолько страшно и отвратительно, что она не в силах пошевелить и мускулом.
Надо вспомнить о том, что говорила Орла. Что все эти несчастные, по сути, такие же люди, как и мы все. Мол, женщины испытывают неудобства месячной частоты одного типа, а эти…ну, несколько другого, смысл тот же. Им нужна поддержка и понимание. Наверняка, он обладает вескими причинами для того, чтобы напиваться и удерживать девушку рядом с собой против её воли.
‒ Рэндалл, ‒ Орлушка столько раз поимённо представляла Пенни всех своих подопечных, что у Клируотер в голове засел нехилый список,  однако Сэваджа она знала ближе на целые пару разговоров. Это, конечно, давало ему право окликнуть Пенелопу в людном месте, но никак не более того, ‒ Рэндалл, я рада, что мы вдруг пересеклись среди всей этой суматохи. Всегда приятно увидеть кого-то знакомого, ‒ она оглядела абсолютно человеческое лицо мужчины, который всего лишь напился в конце рабочей недели, ‒ но только вот мне пора бежать домой. Если, конечно, Вы не против или у Вас нет срочного дела…
Пенни, ты идиотка. Внутренее клируотерское «я» уселось в угол сознания и зарыдало крокодиловыми слезами. Что, чёрт возьми, только что произошло? Беги! Не спрашивай. Вставай и уходи. Оставляй сумочку, отгрызай руку. Он делал людям больно и плохо. Он, может быть, делал и что-то страшнее. Быть целой и невредимой, кажется, немного важнее норм приличия. Пускай социальной адаптацией сирых, убогих и опасных занимается другая блондинка. Беги, твою мать, беги!
Пенелопа старается улыбнуться и вернуть себе свою конечность. Встретив однозначное сопротивление, она очень искренне расстраивается неудаче робкой попытки дезертирства. Но попробовать стоило. Чуть ли не капризно надув губы, мисс Министерский клерк 2000 и 2001 (в 2002 сказали, что она уже слишком стара для этого дерьма) принялась изучать первопричину собственного заточения. Пенни не обязана была обладать заветным «Превосходно» по прорицаниям, чтобы суметь считать ценную (или не очень) информацию о внезапном похитителе. Рука Сэваджа, в которую бы с лёгкостью уместились обе девичьи длани, хвасталась явно ободранными костяшками, причём на правой это было гораздо заметнее. Силы ведущей конечности вполне хватало для того, чтобы удерживать Пенелопу, так что левая спокойно лежала на столе чуть поодаль. Оптические датчики в виде глаз тут же отметили рваный шрам чуть повыше запястья. Всё на свете трубило, что перед вами боец. Если я вернусь домой цела и невредима, примусь за написание оды оборотневым рукам.
Время для очередной решительно-робкой попытки.
‒ Рэнди, ‒ Пенни замялась, ‒ мистер Сэвадж, Вы меня немного пугаете. ‒ Ещё немного и Клируотер сама свято поверит в светскость их однобокой беседы, ‒ Всё ли в порядке? ‒ Она старается уловить его взгляд, ‒ Я могу попросить ребят из бара проводить Вас домой, если это вдруг необходимо. А мне, правда, лучше пойти. ‒ Пенелопа накрывает их ручной союз свободной ладошкой, надеясь на то, что это сойдёт за прощальное рукопожатие.